А есть здесь такие казахи, которые не желают учить родной язык? Почему? Только не надо меня закидывать камнями и говорить о важностя знания языка и пр... это и так понятно. Мне интересна другая сторона - есть ли здесь люди которые предпочитают общаться на русском?
автор ответ казашка cat200704251@rambler.ru 14-10-08 21:50
namys
а можно узнать, в какой части моего предыдущего сообщения я написала, что никогда не буду знать и не смогу выучить каз. яз. Я лично привела свой пример почему я не знаю каз. яз, но я скоро перееду и пусть мне хоть что то гавнет по поводу моего каз.яз. Я может и буду говорить с акцентом, но я буду говорить на своем языке и буду говорить литературно и правильно. Мне очень жаль, что казахи, которым посчастливилось жить на родине настолько невоспитаны и некультурные в этом плане. Вы думаете нам русскоязычным приятно слушать вас. Я когда разговариваю с сестрами у меня уши вянут из-за их акцента, но я терплю и понимаю что они не виноваты, что так говорят. Такое отношение казахов к людям (пытаюсь говорить на каз.яз.) ставит очень большое препятствие на развитие каз.яз.
Мұхтар деген қазақ а давай ты сначала поедешь в страну, в которой живет по данным посольство всего 6 казахов, попробуешь не забыть язык и научить своих детей и самое главное внуков, при условии что они родятся на чуж. территории и при условии постоянной дискриминации и национализма, а потом уже говори, что хочешь, да и еще у тебя не будет никаких уч.пособий.
Выделить сообщение
Мұхтар деген қазақ
Мне жалко, когда увижу тех кто не знает своего родного языка. Как можно сказать что он представитель такой-то национальности, если не знает ни слова на языке той национальности. А Вы как думаете бауырлар?
Выделить сообщение
namys 12-10-08 18:48
А казашка права! Даже если бы она и переехала сюда, то все равно бы не смогла выучить. Это к сожалению правда. Если не знаешь родного языка то это уже все, выучить практически невозможно. Хоть об стенку разбейся! К счастью я не из таких людей, родной язык я знаю)
Выделить сообщение
акжан 12-10-08 14:03
найман азамат!!! но 80% каз.слов к сожалению и носители не употребляют!
Выделить сообщение
Боташка 11-10-08 01:04
Я живу в Павлодаре, у нас поверьте, школы с казахским языком обучения можно пересчитать на пальцах одной руки, и в этих школах постоянная текучесть кадров. Знаний ноль. Учат лишь казахский язык, все .Дочь ходит в русскую школу, учиться хорошо ,но незнает казахского языка. Сын пошел в казахский детский сад, за полгода сменилось пять воспитателей ,нет кадров, и это самый главный и больной вопрос. С детьми в саду практически не занимаются, а нам скоро в школу, но он говорит на казахском языке. Замкнутый круг.Нужно взрастить не одно поколение, прежде чем мы полностью станем казахоязычными.
Выделить сообщение
казашка cat200704251@rambler.ru 11-10-08 00:07
я незнаю каз.яз., но очень хочу знать свой язык и культуру. там где я проживаю это практически не возможно. Заканчиваю русский лицей и этому очень рада. Даже если бы я жила в Казахстане, все равно бы училась в рус. школе, как и мои сестры.
Выделить сообщение
Половцы arfina2003@gmail.com 24-09-08 11:19
Я вот хочу учить Казахский
С детства учили что Половцы это злые Кочевники , которые делали набеги на мой город Елец А оказываеться они сами его построили И Кыпчаки (половцы ) мои предки
Выделить сообщение
Казах Найман 12-06-08 08:24
Благодарность от всей души! Если в школах так учили бы детей! Наши тележурналисты ищут не те темы, к сожалению.
Выделить сообщение
Айнура 11-06-08 14:41
Родной язык учит нужно! Я сама не так хорошо знаю, но стараюсь учить, больше разговаривать на родном языке. Но почему я подвергаюсь дескридитации со стороны людей лишь хорошо знающих бытовой казахский! Мне надоели таксисты, которые вечно меня поправляют, выскзывают свое мнение, надоели всякие люди в переходе, втирающие мне о том, что я вообще не человек,моральный урод и т.д.! Я учу,блин,если что! Высшее образование получаю, между прочим,планирую в казахскую группу перейти! Так почему всякие неучи пытаются постоянно задеть! Ведь мы все казахи и должны поддерживать друг друга!
Выделить сообщение
виталий sergrky1@mail.ru 12-05-08 00:07
Так знать и любить казахский язык может только "инородец".История знает подобные примеры. Я бы присволил звание "Почетный казах" Найману. Много лет назад в нашем поселке мать моего друга говорила по-казахски и была уважаема за это. Много веков назад в Киевской Руси штраф за убийство назывался куна(у казахов кун).
Выделить сообщение
Aquarius 04-05-08 16:24
НАЙМАН:Уважаемый,не знаю Вашего возраста,Вашего имени и образования,но Вам надо писать в газетах и выступать по телевидению.В Вас есть любовь и нет злобы,которая так отпугивает людей.А лучше напишите книгу и,обязательно,учебник казахского языка.Те,что имеются,такое дерьмо...С совершенным почтением.
Выделить сообщение
Ерболат 30-04-08 17:24
как жалок тот народ которы пренебрегаеть своим народом. Все равно не стать и ни русским, ни другим! От души жалко мой народ! Мен казак мын олип, мын тиирилген! Говори хоть с акцентом, впермешку, но говори же на родном и близким языком! Иностранцы одним словом, да и др местах эти люди не будут своими! Учите казахский и будьте Казахами! ЖАНЫМ АУ КАЗАГЫМ!!!
Выделить сообщение
Зара solo_r78@mail.ru 23-04-08 13:15
можно слова технические? на русском- казахском языках? :) спасибо заранее
Выделить сообщение
Найман 18-04-08 13:13
выводы ...
Көлді жел қозғайды, ойды сөз қозғайды. Ветер озеро приводит в движение, слово —мысль. Казахская поговорка
С обретением независимости в Казахстане началась, можно сказать, тотальная борьба с варваризмами в языке. Вдруг обнаружилось, что родной язык ужасающе засорен заемными словами — интернациональной лексикой и руссизмами. Это оскорбляло национальное чувство, унижало язык, уроняло его престиж. И без того ограниченная сфера употребления казахского языка сужалась на глазах до уродства, до пародии. И главное — это было просто несправедливо. Исконное богатство казахского языка, его исключительные возможности в словотворчестве, в словообразовании нарочито обеднялись. Варваризмы мозоли¬ли глаза, как сорная трава на неухоженном поле, и оскорбляли слух, как фальшивая нота в мелодичной песне. Заемные слова, сплошь и рядом употребляемые как в устной, так и в письменной речи, типа — коллектив, самолет, колхоз, творчество, салют, зоопарк, юбилей, космонавт, пенсионер, сумка, медсестра и сотни подобных варваризмов, стали набивать оскомину, вызывали откровенную неприязнь, аллер¬гию, их стали вытравливать из речи, им стали повсюду и активно подыскивать сугубо чистый казахский аналог. В ход пошли древние, забытые слова, арабизмы, тюркизмы, фарсизмы, неологизмы, искусственные образования—порою весьма удачные, порою сомнительные, спорные, порою неуклюжие, анекдотичные, подозрительные, откровенно экспериментальные. Какие-то новообразования прижились в живом языке сразу же, другие «прописались» временно, третьи отвергались сходу, как слова-ублюдки, чуждые природе языка. Об этом и поговорим подробнее на кон¬кретных примерах. Для начала приведу несколько слов, введенных в казахский обиход литератором, переводчиком Ислямом Жарылгаповым. Он является автором не одной сотни неологизмов. Балмұздақ — мороженое (бал — мед, мұздақ - ледок: «медок - ледок». Сравни узбекское: «мұзқоймоқ» — мұз – лед, қоймоқ — тугие сливки); аялдама — остановка; шеберхана — мастерская; сүреткер — художник; саяжай – дача; аққайнар — шампанское (ақ — белое, қайнар — кипящее, бурлящее); теледидар — телевидение; басылым издание; қазанама — некролог (қаза — смерть, утрата); азагүл — венок (аза — скорбь, гүл — цветок); балабацша — детский сад; оқырман — читатель; көрермен — зритель. Слова эти образованы естественно, убедительно, путем слияния двух корневых слов или корневого слова с искон¬ным казахским суффиксом. Именно потому, должно быть, слова эти легко прижились, прочно вошли в лексику совре¬менного устного и письменного казахского языка. А ведь каких-нибудь сорок-пятьдесят лет тому назад этих слов — даже страшно представить — вообще не существовало.
* * *
А вот слова-неологизмы Хайдоллы Тлемисова, которые, однако, не прижились в языке, хотя тоже кажутся ориги¬нальными: Әуегер — космонавт (әye — воздух, гер — суффикс, определяющий причастность к чему-то, к какой-нибудь профессии. По-русски как бы «воздухист», если б так можно было сказать). Бейдауа — рак (болезнь) — («бей» — отрицательный префикс, дауа — снадобье. Как бы: «без снадобья», т.е. «неизлечимое»). Басжалбыр — капуста (бас — голова, жалбыр — кудлатый). Қызанақ — помидор; сүр жер— пар (земля); дәмдеуіш — специи. Балұя — пчелиная семья (бал — мед, ұя — гнездо); теңгерім — баланс; дыбысхана — фонотека; баспагер — издатель (баспа — издательство, гер — суффикс — «издающий»). Придумано, кажется, совсем неплохо, хотя искусствен¬ность и бьет в глаза. Может, потому из этого разряда неологизмов и прижилось только баспагер. В обогащении современного казахского языка новыми словами в духе времени посильно приложили руку многие казахские писатели. С. Сейфуллин, к примеру, назвал цирк — атойын үйі (букв, «дом, в котором показывают лошадиные игры»); И. Джансугуров адекватом слова «демонстрация» употребил думан жүріс (думан — шумный праздник, торжество, жүріс — ходьба, шествие. Букв.: «торжественное шествие); а рельс назвал - табантемір (табан - подошва, основа, meмір — железо. Букв.: «железная подошва»); вместо «этикетка» Г. Мусрепов употребил құлақша қағаз — букв: «ушки-бумажка»; У.М. Магауина будильник — оятар («будящий»); А. Кекилбаев Снегурочку назвал — қар ханшайым («снежная барышня»); О. Сарсенбаев — глазок (в дверях) — тесіккөз (тесік — дырка, көз — глаза); А. Нысаналин — эпигон — дәлдүріш (этимология мне неясна); Ж. Бектуров — некролог — мұнақып (не знаю, откуда он взял). Таких примеров можно найти у большинства казахских литераторов, но все подобные неологизмы остались авторскими, индивидуальными.
* * *
Для понятия «паспорт» «неологисты» придумали казахский аналог «төлтұмар» (төл —основной, главный, исходный, тұмар — талисман, оберег), төлқұжат (құжат —документ, «основной документ»), төлайғақ, (айғақ, — свидетельство, «главное свидетельство»). Но в массе своем народ продолжает говорить: паспорт. Удобнее и понятнее. Да и правильнее, пожалуй.
* * *
Вместо «класс» стали говорить «сынып» (искаженное фарси «синф»), вместо «процент» — пайыз (то ли тюркское, то ли арабское заимствование). Для «капуста» придумали еще «арамжапырак» (поганый лист) и «к,ырык,к,абат» (сорок слоев).
* * *
Зуд словообразования одно время был очень силен. «Выдумщики» предлагали в разных газетах целые серии неологизмов. Находились охотники заменить всю интернациональную лексику. Все это подавалось как акт очищения от ненавистной иностранщины, как возмездие постылому «имперскому» языку. В газете «Ана тілі» была рубрика «Сөз сандық» («Кладезь слов»). Там часто печатались подобные предложения. Приведу примеры из одного номера (№ 40/1992):
Территория — уалаят
Выделить сообщение
Найман 18-04-08 13:08
дальше больше ...5
Піл көтермегенді тіл көтереді. Язык осилит, что и слон не поднимет. Казахская пословица
Почему-то бытует мнение, будто казахский язык не особенно богат и разборчив в наименовании деревьев, трав, цветов, ягод, то есть флоры, а также животного мира, то есть фауны. Действительно, в художественной казахской прозе (сужу по опыту давнего переводчика) то и дело встречаешь общее наименование — деревья, травы и реже конкретное название конкретного вида деревьев, трав и птиц. Мелькают ағаш, терек, қайың, жиде, тал. Терек и терек. Иногда көк терек, қара терек, қара тал, сәмбі тал, ақ кайың, арша, емен. Зайдет разговор о птичках, так сплошь и рядом торғай: қараторғай, бозторғай и т.д. И я знаю, у русских и немецких переводчиков это обстоятельство всегда вызывает недоумение. Те к по¬добным наименованиям более щепетильны и привыкли называть деревья и травы конкретно по разновидностям. Их раздражают фразы типа: «На холме росло одинокое дерево», или: «На верхушке дерева щебетала птичка», или: «Из камышовых зарослей выскочил какой-то зверь». Сразу возникает вопрос: «Что за дерево? Что за птичка? Какой зверь?» В том, что иные казахские писатели по части флоры и фауны слабо вооружены, казахский язык не виноват. По этой части казахский язык никак не беднее других. В этом я убедился не однажды за свою многолетнюю перевод¬ческую практику. И для облегчения своей работы я завел целую рубрику в своей рабочей тетради, посвященной казахским словам по разной тематике. Приведу из разряда «Травы, деревья» десяток-другой примеров (больше не позволяет размер статьи). Вот некоторые названия ягод:
Увы, на базаре казахи не всегда прибегают к казахским названиям, а довольствуются чаще всего русскими ана¬логами: «Малина бар ма?», «Смородина қанша тұрады?». Вот казахские названия трав, наиболее часто встре¬чающиеся в художественной литературе:
С неохотой обрываю перечисление. Продолжать можно еще долго. Мог бы на страницу-другую перечислять казахские названия деревьев. Слова эти родились не сегодня и не вчера. Они встре¬чаются в «Русско-киргизском словаре» проф. М.Машанова (1889) и в «Кратком русско-киргизском дорожнике со словарем» Жумагула Кошербаева (1906, Омск) под редакцией А. С. Алекторова. Вот примеры из того «Дорожника»:
Таковы примеры из словаря столетней давности. Приз¬наться, некоторые наименования для меня внове. Морковь ныне по-казахски именуют – сәбіз (а не кешір); картофель называют просто картоп (а не буулдық, или бөреңгі); капусту называют қарыққабат, капуста, қоян жапырақ (а никак не керем). И, завершая тему «Растительный мир», хочу привести названия в этой области, употребленные в своем поэтическом творчестве Ильясом Джансугуровым. Названия эти касаются флоры лишь одного Семиречья (Жетысу), воспетого поэтом. Их приводит критик и литературовед Сайдил Талжанов в своем воспоминании об Ильясе Джансугурове. И названия эти красноречиво свидетель¬ствуют о широких познаниях и богатой словесной палитре убиенного классика казахской литературы. Вот эти наименования (предлагаю неравнодушному читателю самому подбирать к этим словам соответствующий русский адекват). Қарағай, тал, донала, ұшқат, шетен, ырғай, арша, ақсасық, қызыл қайың, барша, шынар, шырғанақ, сөңке, терек, сөгет, емен, үйеңкі, шырғай, балғын, тораңғы, сары ағаш, қойқарақат, жиде, тобылғы, түйеқұйрық, тауқонақ, шәйшөп, маңқа, құлынембес, cүтiгen, еңлік, мейіз, киізкиік, ақшалғын, бес, көкемарал, бетеге, раң, жапырақ теңге, бұйра, қисық иық, балдырған, уқорғасын, атқұлақ, желкеуір, шырыш, шытыр, биеемшек, мыңтамыр, жуа рауаш, жаужапырақ, балауса, сорғыш, cелдір, ермен, бақбақ сыбызғы, жалбыз, құлмық, қарақияқ, шоқайна, меңдуана, сора, шақпақ, құрай, шырмауық, кендір, қылша, жыланқияқ, қынжыға, қоға, сасыр, аққой, таусарымсақ, қымыздық, қызсаумалдық, калақай, ойылқияқ, усойқы... Браво, поэт Ильяс! Я не знаю другого казахского писателя, который так глубоко знал и так щедро воспевал флору родного края. Жаль, что в 1986 году я не мог опрокинуть на голову самоуверенного эмиссара из ЦК КПСС Мищенко (или Тищенко, Нищенко?), который в душе был расположен к тому, что казахский язык состоит всего из 200 слов. Неужели он искренне полагал, что грандиозная эпопея «Путь Абая» была написана таким скудным запасом слов? Хотя известно, что словарь «Пути Абая» (не всего Мухтара Ауэзова) составляет 16893 слова. А вот слова «тюрьма» нет в казахском языке. Нет и все тут! Как-то обходились вольные сыны степей без этого атрибута цивилизации. А когда понадобилось, прибегли к искаженному «түрме». Также приспособили и другие слова: зауыт (завод), тауар (товар), самауыр (самовар), экуатр (экватор), кәмпеске (конфискация), пірканшык (приказчик), белесебет (велосипед), каменес (коммунист), аулнай (председатель аульного совета), бipгадір (бригадир) и т. д. и т.п. Новая эпоха, общественно-социальные катаклизмы принесли в казахский язык огромный поток заимствован¬ных слов. Появилась в них острая нужда, а достойного эквивалента впопыхах не нашлось. А время не терпело. Пришлось использовать иноземный лексический материал, мало-мальски приспособив его фонетически в соответствии с казахской артикуляционной базой. Проиллюстрирую сказанное примерами из произведений казахских прозаиков.У Беимбета Майлина: учитель (много раз), нәшәндік (начальник), көшір (кучер), стражник, пристап, делегат, милиция, пеш, мода, подлог, арыз, презден (президиум), сельсабет, піртөкел (протокол), «под сот», машина, закон, уез, пecip (писарь), кәндидәт (кандидат), камсомол (ком¬сомол), шинель, фуражка, солдат, поселке, бәлшебек (большевик), «тыбая — мая, мая — тыбая» («твое — мое, мое — твое»), губерне, үстел (стол), пакет, спесік (список), прабител, бөтелке, жалонжа (жалованье), слабода (свобода), конпеске (конфискация), пірешкі (бричка), телефон, охрана, партизан, кәләуния (колония), бығыбыр (выговор), контра, құлып (клуб)... Кончаю перечень. В одном только сборнике рассказов и повестей Б. Майлина «Шұғаның белгісі» (1974) я встретил не одну сотню подобных заимствованных слов-реалий жизни в начале XX века. Подобных заимствований я выписал из однотомника другого классика казахской литературы Жусупбека Аймаугова количеством в 163 слова: Үшкөл (школа), періуатшік (переводчик), нашалнік, кінеге (книга), әтірет (отряд), пәуеске (повозка), ізбес (известь), дияла (дело), өшетіл (учитель), көріс (курс), әпесер (офицер), кемесер (комиссар), ділграм (телеграмма), мелитсе (милиция), субалыш (сволочь), безобразия, арестовайт, жәшейке (ячейка), шорнабай (черновик), самогон, ?ашаба (кошевка), пенжек (пиджак), секрет, декрет, кәтлет (котлета) и т.д.
Помню, учеником начальных классов я впервые наткнулся у Джамбула на стихотворение «Өстепкеде» и не сразу догадался, что это значит: «На выставке». В пухлом довоенном, очень занимательном романе Сабита Муканова «Жұмбақ жалау» искаженных русских слов встречалось множество. Но это — примеры из 20-30-х годов прошлого века. В них отразился колорит эпохи, своеобразие казахской речи в момент социального перелома. А вот аналогичные примеры из более близкого времени. Небольшой рассказ Шерхана Муртазы «Жалаң аяқ от кешу». В нем я встретил такие заимствованные слова: пәуеске, кожайын, фуражка, гимназист, мама, губернатор, казарма, полицей, крестер, кафедраль собор, түрме, револю¬ционер, бандит, камера. (Обратите внимание: заим¬ствованные слова фонетически редко искажаются). Примеры из повести Саина Муратбекова «Жабайы алма»: жемпір (джемпер), маладес, гормон, монделен (мандолина), скрипка, пашис (фашист), казит (газета), жүншөлки (шерстяные чулки). Примеры из повести Мухтара Магауина «Бip атаның балалары»: калхқоз (колхоз), дүкімет (документ), біргәдір (бригадир), командир (командир). Заимствования из рассказа Тынымбая Нурмаганбетова «Үшінші кластың жетекшісі»: педсовет, класс, директор, стол, докладтау, бәтеңке (ботинки), плащ, кереует (кровать), термос, шкаф, газет, совхоз, кадр, коллектив, нейлон, парта, бугалтер, әбизатілні (обязательно), шкүл (школа), костюм, сумка, мәгәзін (магазин), міністір (министр), пәпке (папка), коридор, үнстет (институт), перуай (первый) и т. д., всего 60 слов. Прошли годы. Казахстан стал суверенной страной. Национальное самосознание перешло в новую стадию своего развития. Заимствования из русского языка (что одно время было модным и даже как-то поощрялось) резко сократились. Писатели, языковеды стали искать и использовать другие ресурсы для обозначения новых реа¬лий жизни. Пошло повальное увлечение словесными новообразованиями. Иногда удачно, иногда — не очень. А случалось — и вовсе ни в какие ворота. Но о том разговор впереди.
VII
Өткен күн оралмас, құнды сөз жоғалмас. Прожитый день не вернется, а мудрое слово останется. Казахская пословица
Занимаясь не одно десятилетие переводами казахской прозы на русский язык, я, понятно, постоянно сталкивался с определенными трудностями. Всегда не хватало нужных слов при описании, скажем, аульного быта, обычаев и обрядов, реалий и обозначений для раскрытия тем «лошадь», «верблюд», «животный мир», «травы», «истори¬ческие понятия». Словарей вечно не хватало, а те, что были под рукой, не всегда оказывались полезными. Словом, все, что было мне нужно, я редко находил в словарях. И я завел для личного пользования разные тематические словарики (своего рода шпаргалки), в которые вносил все необ¬ходимые детали и нюансы того или иного казахского понятия. А добывал я этот материал из бесед, случайных разговоров, расспросов и чтений художественной и специальной литературы. Об этом своем излучистом пути расскажу чуть подробнее. Сколько мне, например, приходилось собирать по крупицам (буквально!) русские слова для одной лишь темы «Лошадь»?! Трудно найти в казахской прозе произведения, где не описывалось бы с самых неожиданных сторон это любимое, веками почитаемое степняками благородное животное. Сколько, например, о лошади, о коне, о скакунах, об их стати, красоте, верности, о скачках, о погонях, о походах сказано в казахском фольклоре! В знаменитом абаевском стихотворении, посвященном описанию коня, указаны и воспеты четыре десятка /!/ внешних примет. В моей переводческой практике до поры, до времени удавалось обходиться теми крохами, которые я знал или выудил из разных словарей, из русской прозы, из романов, описывающих казачий быт. «Холстомер», «Казаки» и «Хаджи Мурат» были читаны-перечитаны вдоль и попе¬рек. Но казахские писатели оказались по части описания лошади поистине неистощимы. Сын табунщика Дукенбай Досжан, питающий к тому же слабость к разного рода этнографическим деталям, рассказывал о лошади, о скачках, о сбруе-упряже, обрушивал на голову переводчика такие слова и понятия, о которых я доселе и слыхом не слыхивал. Потом Абиш Кекилбаев написал повесть, где даже повествование ведется от имени гнедого скакуна. Тут уже и вдохновенные слова, найденные для описания лошади Чингизом Айтматовым в «Прощай, Гульсары!», оказались недостаточным подспорьем. Надо было каким-то образом разузнать, что подкопытная косточка называется по-русски козон, а пучок волос над копытами лошади — щеткой, что ремень, проходящий под брюхом лошади и скрепляющий стремена — скошевка, а полоска на местах, где перетяги¬ваются подпруги, — ленник и т.д. и т.п. Потом уже из какого-то дореволюционного немецкого лексикона я почерпнул сведения и о породах лошадей, и о том, что скелет лошади состоит из пятидесяти шести частей-названий, а для характеристики внешней формы коня необходимы сорок два слова, что есть еще десятки и десятки слов для описания масти и стати лошади, стойки, очертания спины, хребта, шеи, крупа, ляжек, ног, добавьте сюда виды аллюра (шаг, рысь, иноходь, галоп, карьер) с их разновидностями и с различными комбинациями, вроде того, что рысь с подскакиванием именуется тропотом, и еще добавьте не один десяток слов-названий разных частей и деталей конской сбруи, а также разные типы лошадников и их профессий и т.д., и вы поймете, что для раскрытия одной темы «ЛОШАДЬ» необходим внуши¬тельный словарь. Братьям-казахам, однако, и этого оказалось мало: они расширили «лошадиный» словарь еще отдельными понятиями, характеризующими возраст коня. Просто жеребенок — құлын, или — нежнее - құлыншақ; если же жеребенку более шести месяцев, но менее года — жабағы, годовалый жеребенок называется тай (стригун); сосун на втором или третьем году — арда емген; жере¬бенок по третьему году — құнан; самец-трехлетка — дөнен; кобыла-трехлетка — байтал; лошадь по пятому году — бесті и т.д. Приведу для любопытства еще ряд казахских слов, относящихся к теме «лошадь»: торы (гнедой), құла (буланый), боз ат (сивый), бурыл ат (чалый), кер ат (мухортый), шабдар (игрений, игреневый), қара ат (вороной), кекіл (челка), құлақ (уши), мойын (шея), жақ (челюсть), қабақ (веко), омыртқа (позвонок, шейный столб), жал (грива), желке (затылок), сағақ, (изгиб, шея и подбородок), мұрын (нос), ерін (губы), тic (зубы), қабырға (ребра), жота (хребет), омырау (грудь), төс (грудинка), бақай (бабка, козон), тұяқ (копыта), сіңір (сухожилие), аяқ (ноги), жауырын (лопатки), сауыр (круп), мықын (бок, маклок), құйрық (хвост), қыл (щетина, шерсть), көтендік (зад), ұршық (берцовая кость), сан (ляжки), ума (пах), тірсек (голень), көз (глаз), шаша (щетки), әуке (подгрудок)... Вынужден остановиться: «лошадиные» слова, наверняка, займут несколько страниц. Мой покойный друг Аскар Сулейменов, большой любитель и знаток лошадей, просмотрев мой «лошадиный» словарик, сделал несколько карандашных пометок, пояснений в своем оригинальном стиле. Таралғы — крепление стремян; өмілдірік — нагруд¬ник: парыл — храп; текірек — трот; қаңтару, таң асыру — выстойка; үйір (ру) — косяк; тұлпар — вне конкурса; дүлдүл — конь Азрет-Али; саяқ жылқы — диссидент (мерин, пасущийся особняком). Справедливости ради следует сказать, что по части лошади и русский язык довольно богат. А вот там, где на страницах казахской прозы величаво возникает вдруг верблюд, у переводчика нередко бессильно опускаются руки. Если многие языки вполне обходятся словами «верблюд», «верблюдица», «верблюжонок», то казахи различают: нар (одногорбый), бура (двугорбый самец-про¬изводитель), үлек (породистый верблюд), қаспақ (метис одногорбого самца и двугорбой самки), желбая (верблюд- скакун), жалбай (с горбами в разные стороны), аруана (одногорбая), інген (дойная), атан (холощеный), арван (порода вьючных верблюдов), қайыма (первородящая), буыршын (молодой верблюд-самец), бота (верблюжонок), тайлақ (годовалый), азбан (холощенный), тұмса (молодая самка), жампоз (разновидность жалбая), майя (приплод аруаны) и др. В зимнюю пору все верблюды называются — жүнді түйе; в летнюю пору — қара қайыс түйе; в осеннюю пору — боздақты түйе. И верблюжья шерсть бывает трех видов: биязы, жабағы, шуда (остевой волос; длинная шерсть с нижней стороны шеи и на ногах выше колен верблюда). В свой черед и шуда бывает трех видов — желке шуда, тізе шуда, томақшы. И верблюжью шкуру делят на три вида: мойнақ тepi, бой тepi, жондық тepi. Все это я вызнал из разных статей, словарей, также из расспросов, когда колесил по Мангышлаку. С добрым, покладистым верблюдом - я убедился у литераторов вообще сложные отношения. На какие только словесные ухищрения не идут переводчики, как только сталкиваются с верблюдом? У Махамбета Утемисова почти в каждом стихотворении встречаются породистые разновидности этого животного. Вот и читаем в русском переводе:
Не верится, когда жампоз обычный Сравняться может с наром-силачом, Хоть и рожден двугорбым. Не верится, что может быть неумной Совсем не схожей с матерью ни в чем Дочь аруаны гордой». (перевод А. Устинова)
Или:
Ведь знают люди, что ты — ублюдок хилого верблюда. Коспаком лучше назовись. (перевод А. Устинова)
У другого переводчика — А.Б.Никольской — нередки такие выражения: «Бурый нар с могучей спиной», «день, когда, по льду скользя, падает крепкий бууршин», «день, когда в стаде бура покрывает атана вдруг», «день, когда бурый нар привязи рвет», «приплод аруаны майей зовут», «на наше дело нужен черный нар, рожденный от улека черный нар», «бег выносливой аруаны», «верблюжонок тощий, больной, как атан ходил по пескам», «гордо ступает сарыатан» и т.д. Тяжело читается, не так ли? Нелепо звучит, чужеродно. Очень уж неуклюже лезет в поэтическую строку верблюд. Но что делать? Вот и прибегают к сноскам и пояснениям, которые, как известно, всегда отягощают художественный текст. В русской прозе то и дело встречаются такие выраже¬ния: «верблюд кричал», «жалобные молитвы верблюдов», «свирепо вопит», «раздраженно покрикивает», «осадили верблюдицу на подогнутые колени», «пришлось уклады¬вать верблюда наземь», «шишь — деревянная заноза, продеваемая в верхние губы верблюда» и т.д. Звучит непривычно, конечно. А все оттого, что не находится дос¬тойного эквивалента для казахских слов «шөктipy», «боздау»,«мұрындық» и др. Что делать... приходится как-то выкручиваться. Не выкинешь же благородного верблюда из контекста азийской реальности... Заключая разговор о казахских словах, относящихся к животному миру, приведу для убедительности еще несколько слов из этого разряда: ісек — холощенный баран (двухгодовалый); шыбыш — годовалая коза; бұзау — теленок; орда баспақ — годовалый теленок-сосун; құнан өгіз — бычок по третьему году; дөнежін — самка-трехлетка; тайынша — годовалый бычок; бағлан — ягненок раннего расплода; құнан атан — верблюд-мерин по третьему году; тайлақ — годовалый верблюжонок. Примечателен список слов, обозначающий мир зверей и птиц одного лишь Семиреченского региона и упоминае¬мых в поэзии Ильяса Джансугурова. Приведу этот список из статьи Сайдила Талжанова о поэте:
Сілеусін, ілбіс, аю, бұғы, бұлан, қасқыр, серек, қарақұлақ, шибөрі, қарсақ, сусар, бұлғын, жанат, таутеке, арқар, құлжа, қарақұйрық, марал, тазқара, балтажұтар, ақбас, құмай, жұртша, саржақ, су бүркіті, лашын, тұйғын, тұнжар, тынар, мықи, ителгі, бөpi, қырғи, құр, тұрымтай, бидайық, бүркіт, тығанақ, үкі, ақсары, құладын, қара, боз, суық, бұқпа, сіпті, шапшақай, майлық, маубас бұ??, шөже, тоқылдақ, сұр құркылтай, бұлбұл, шымшық... Далеко не всем этим наименованиям я в состоянии подобрать русский адекват. Знаю, что не найду его и в известных или доступных мне словарях. Вполне возможно, что некоторых птиц и зверей из этого списка уже и не встретишь в благословенном Жетысу, а иные, вероятно, числятся в «Красной книге». А слова остались, и свиде¬тельствуют они об океане казахской лексики.
VIII Сөз сөзден туады, сөйлемесе қайдан туады? Слово рождает слово: если молчать, откуда ему взяться? Казахская пословица
Огромный пласт казахского лексического богатства — архаизмы, слова, вышедшие из активного употребления. Жизнь течет, времена меняются, и слова — как люди: рождаются, стареют, дряхлеют, забываются, умирают. Последующим поколениям обветшалые слова-понятия уже не нужны. Другая эпоха — другие песни - иные нравы — другие потребности — новый быт. Все естественно. И это характерно для всех языков мира. И порою трудно определить, каких слов больше — активных или пассив¬ных, живых или мертвых. Казахский язык в этом смысле не исключение. Архаических слов в нем — море. И не надо углубляться в далекие века, в общетюркские времена, достаточно вникнуть в фольклор, в батырские листаны. В религиозные киссы, в любовно-романтические поэмы, в исторические сказы, в творения Бухара-жырау, Дулата, Махамбета, Шернияза, Шортанбая, Суюнбая и многих-многих других предшественников Абая, да и самого Абая; стоит прочесть исторические романы М. Ауэзова, И. Есенберлина, А. Кекилбаева, М. Магауина, Д. Досжанова, К. Жумадилова, выдающихся писателей начала XX века Ж. Аймаутова, Б. Майлина, И. Джансугурова, и вы убедитесь в неохватном богатстве казахской лексики, незаметно перекочевавшей в разряд архаизмов. Читая выше¬названные произведения, а некоторых — переводя на русский язык, я делал для себя в блокнотах, в рабочих тетрадях, на разрозненных клочках бумаги, на полях книг выписки и примечания, которые просто недосуг собрать воедино — получился бы словарь устаревших, редко употребляемых казахских слов. Мне неведомо, есть ли такой опыт или хотя бы попытка, но убежден: такой словарь был бы весьма целесообразен во всех отно¬шениях. Ведь архаизмы — достояние любой наци¬ональной культуры, ее прошлое, ее прочный фундамент. Отметать эти слова за ненадобностью — просто неразумно, кощунственно. Рискую быть назойливым и скучным, однако не могу удержаться от нескольких конкретных примеров. Архаизмы из сочинений Бухара жырау (1693-1787): пұсырман (мусульманин), маһи (родовитая знать), мамыр (терпение, благоразумие), көрпелдес (краснобай-трепач), морты? (невзрачный, недомерок, малый), кәләм (слово судьбы), һоммәт (вялый, квелый, жалкий), шөншіт (кожаный мешочек для насыбая, кисет), талыс (из бычьей кожи), арсы мен құра (по мусульманскому поверью, небесная сфера состоит из семи слоев; два высших слоя, где решается потусторонняя жизнь усопше¬го, называются арсы мен күрсі), шадияр (четыре помощника-заместителя пророка Мухаммеда), кебе (кабаба) — обитель Творца. Архаизмы, встречающиеся у Дулата (1802 -1887): ғақыл (ум, разум, нынешняя форма: ақыл), газиз (в смысле сожаления — қайран), ғафыл (неприметный, незаметный), ғаділ (справедливый, ныне — әділ), ғадет (привычка, ныне — әдет), қиямет (начало потусторонней жизни), жолан (джигит-пришелец, инородец), ғайып ирен қырық шілтен или Баба түкті шашты әзиз — мифические духовники-благодетели, заступники-защитники. Неупотребляемые ныне слова в творчестве Абая (1845 — 1904): нәпіл (молитва после захода солнца); бергек (покрывало жаулыка женского головного убора); паруардигәр (Бог, Создатель); жықа — (по одной версии подзатыльник, по другой — навершие богатырского шлема); бадалық (хвастовство); сұхбат (задушевная беседа); өлекшін (самка собаки или хищного зверя); ғиззат (ува¬жение, внимание); райыс (наслаждение, услада); мәліш (мелочь); нәфрәтлі (примерный); серменде (гуляка); қатпа (проповедь); шардақ (беспомощный); бәһра (польза, пример, вклад), бәңгі (тупой, глухой) и т.д., а также множество арабизмов, фарсизмов, религиозных и философских терминов, не зная которых, Абая постичь невозможно. Несколько слов из прозы Жусупбека Аймаутова, значение которых я так и не уяснил, хотя и обращался ко многим знатокам казахского языка: шығу, маңқа, мандам, бұқылама (по контексту, видно, болезни животных); шауқар, бөдес, дүкірт, құнтиыңқы, сұқым, салдаман, тәсiбі, нырай, лике, жом, бейуаз, саңқал, ергенек, шайырқал, березе, мауқіл, мәзқар, шажа, мыршым, мүдуар, дәнекүс, мырсын, шүлеңгер и др. Вообще, язык Ж.Ай¬маутова поразительно богат, сочен, ярок, живописен, образен. Просто диву даешься! Кажется, М. Горький говорил о Лескове: «Язык знает до фокусов». То же можно сказать и об Аймаутове. Из всех казахских прозаиков, которых мне довелось читать, виртуозно владели родным языком Мухтар Ауэзов, Жусупбек Аймаутов и Ильяс Джансугуров. Бесподобно! К древним казахским словам питал неизбывную тягу покойный журналист и писатель Балгабек Кыдырбекулы. Во время прогулок возле памятника Чокану он обрушивал на меня старинные казахские слова, испытывая тайную радость оттого, что мне они неведомы. Он мне втолковы¬вал: пәйкел ~ детеныш марала; нұғара — вид охотничьего барабана, обтянутого кожей; шүлеңгер — кузнец, железных дел мастер; күрік — круг, в который вводят лошадь для осмотра; мұрақ — высокий расшитый головной убор казахской знати. Из разных источников я также узнал, что самка барса называется таутан, барсенок — алан, котенок —мәулен, а древнее название волчицы — қартқа. Словом, архаизмами, этнографизмами казахский язык исключительно богат. И их круг употребления из года в год все активнее, все стремительнее сужается. Из-за ненадобности тысячи и тысячи слов со временем выпадают из сферы употребления. Иногда раньше времени. Все меньше и меньше становится хранителей этих сокровищ. По себе знаю: многие слова, которыми мы, аульные сорванцы, пользовались в наших играх-затеях, многие названия аульного быта — утвари, сбруи, ручных поделок, обиходной лексики — мои сверстники ныне и не упомнят. Далеко не все зафиксированы в словарях, в литературе. Несколько подобных слов привел как-то в «Ана тілі» читатель Олжабай Узакбайулы: Астақта — низкий столик, на котором раскатывают тесто, готовят пишу; Сыпыра — посуда, в которой хранят остаток муки и дрожжи; Қамырбұрыш — один из видов дрожжей; Рапида — специальные рукавицы, употребляемые при выпечке лепешек в раскаленном тандыре; Шөрек — один из видов хлебного изделия; Ақсыл — белок; Kәyip — огненное дыхание раскаленной тандырной печки. Все это и любопытно, и познавательно, и полезно. Не знаю, кому как, а меня лично казахские архаизмы волнуют, будоражат сознание и память. Хотелось бы поделиться с читателем большим количеством примеров, но надо ведь знать меру и вовремя остановиться. Стерлись в народной памяти и много специальных слов-терминов. Приведу одну цитату из «Эха» У. Джанибекова:
«В наши дни, как это ни парадоксально, только отдельные знатоки танцевального фольклора могут назвать и показать такие характерные движения и жесты казахского танца, составляющие его основу, как «саяқ журіс» (осторожный ход), «сыпайы журіс» (изящный ход), «қымтыма» (пластика рук), «шынжара» (бегущие вол¬ны), «өкше алмасу» (ход с поворотом), «малдас» (приседание), «айналмалы-ауыспалы» (переменный ход с вращением), «өкшелеу» (ход с каблука), «сүйретпе» (скольжение), «сырма» (поземка), «дүлей» (вьюжные закручивания), «зырылдауық» (вихрь), «бұрқасын» (полет метели), «оралу» (наматывание), «ширатпа» (сучение), «бұраңбел» (гибкость талии) и др.» (стр. 269).
* * *
Хочу обратить внимание читателя еще на одну особенность казахского языка: это обилие и выразитель¬ность так называемых қос сөз — двойных, парных слов, слов-дуплетов. Без них не обходится ни устная, ни письменная речь. И придают они речи особенный шарм: украшают, обобщают, дополняют, оттеняют основной смысл. Переводить их адекватно на русский язык далеко не всегда удается. При этом второй, дополнительный, элемент слов-дуплетов часто не имеет конкретного значения (или утерял его), он не самодостаточен, но придает основному смыслу обобщающий, расширяющий смысл, өте-мөте — очень-очень; дос-жаран — примерно: друзья-товарищи; бала-шаға — детки-домочадцы; ілік-шілік — примерно: дела-делишки. Или звукоподражательные қос-сөз: сарт-сұрт, тарс-тұрс, быт-шыт, дүрс-дүрс, күрс-күрс, арс-арсп т.п. Разновидностей казахских қос сөз столько, что им следует, пожалуй, посвятить отдельное исследование. Чем богаче язык у художника, тем больше и чаще встречаются у него қос сөз. С помощью слов-дуплетов можно выразить самые сложные философские, абстрактные понятия и раз¬ные психологические нюансы. В любом рассказе, в любой статье, в самой заурядной обыденной речи редко кто обходится без қос сөз. Они характеризуют природу казахского языка. Вот, к примеру, я сейчас взял в руки свежий номер «Қазақ әдебиетті (№ 10/2001) и наткнулся на памфлет Турсынжана Шамая «Как я поздравил акима». В этом небольшом по объему памфлете я насчитал 62 қос сөз: әpi-бepi, жылт-жылт, жуып-шайып, ұзын-сонар, үйме-жүйме, кәкір-шүкір, қaдір-қасиет, ұсақ-түйек, бет-пішін, ішкен-жеген и т.д. Или вот в статье Аманхана Алима «Еще раз о том же западничестве» («КЭ», 16.03.01): 77 қос сөз. В русском языке хоть и значительно реже, меньше, но подобные словообразования также встречаются, особенно в сказках, былинах, просторечии. К ним прибегают и писатели. Меня поразило обилие таких слов в романе «Шахта» А. Плетнева: знай-ведай, думай-соображай, раз¬мазня-тесто, чувство-знание, цепи-скрепки, тварь-крыса, дурак-дурачина, едва-едва, желоб-рештак, доска-семерка, жива-здорова и т.д. Так что, қос сөз — отнюдь не привилегия тюркских языков. И все же русские парные слова, слова-дуплеты по смысловой окраске, по разнообразию, по эмоциональной выразительности не идут ни в какое сравнение с казахски¬ми қос сөз.
* * *
Понятно, что в рамках «Записок» я лишен возможности обстоятельно говорить о своеобразиях казахского поэтического языка и поэтических форм. Это увело бы меня в такие специфические, узко профессиональные дебри, из которых читателю было бы мудрено выбраться. Но на одно свойство казахского стихосложения все же обращу внимание, а именно на богатство рифмы. По многоликости и звучности рифмы казахский язык дает ощутимую фору и русскому, и западноевропейским, и многим другим азиатским языкам. Дело в том, что природа рифм, их качество и содержание в русском и казахском языках совершенно различная. Это и понятно: разность рифм предопределена силлабической и тонической структурами стихосложения. Русская рифма в один ударный слог для казаха звучит скудно, бедно, примитивно.
Казах любит рифму звучную, полнокровную, где созвучны не один слог, а минимум два, а лучше — три, четыре и более слогов. Как у Абая: «ән бе екен» — «сән бе екен». Как у Маяковского: «носки подарены» — «наскипида¬ренный». Как в известном трехстишии, пришедшем мне сейчас на память: «Не вы, но Сима, страдала невыносимо, рекой Невы носима». Вот подобная составная рифма звучит совершенно по-казахски. Вот такую игру слов, где слоги в строчках перекликаются, как бубенцы, казах обожает. И Создатель щедро одарил казахский язык риф¬мами. Это поистине поэтический язык. Русский язык на рифмы значительно бедней, на что сетовал в свое время еще Пушкин, высмеивая набившие оскомину рифмы типа: «любовь — кровь — вновь», «младость — радость», или, добавлю я, немецких»: «Herz-Schmerz», «Nur-Natur», «Sonne-Wonne». Казахская поэзия по части рифм — счастливица. Уместно здесь вспомнить Ильяса Джансугурова. Читая его, чувствуешь: он вскормлен, вспоен казахским вековым фольклором, насыщен дастанным духом, поэтикой нома¬дов, и находить рифму в сингармонической стихии казахского стихосложения ему не представляло никакого труда. Он мыслил стихами, рифмы водопадом исторгались из него, и ему — так кажется — приходилось даже обуздывать себя, чтобы не впасть в шешенский (оратор¬ский, риторский) раж. Впрочем, это можно сказать о многих выдающихся казахских поэтах. Какие рифмы, какую игру слов и созвучий можно встретить в поэме «Күйші» Ильяса Джансугурова:
«жүгірмейді — күй білмейді — мәүілдейді»; «дүрілдетіп — дірілдетіп — жір-жүрлетіп»; «бипындады — құйтындады — сылқылдады»; «сарқ-бұрқ етті — жарқ-жұрқ етті — сарт-сұрт етті»; «былкылдаған - ыңқылдаған -сылқылдаған»,
т.е. сплошь и рядом рифмуются по четыре слога. И это вообще характерно для казахской поэзии. Можно найти примеры, где рифмуются по пять-шесть слогов, а то и все строчки традиционного одиннадцатисложника («Витязь в тигровой шкуре» в переводе X. Абдуллина или поэма «Туркестан» Ж. Абдрашева). Говоря о природе казахского языка, невозможно пройти мимо этого уникального свойства национальной поэтики. (продолжение следует)
